>
Звездное небо

Звездное небо

Юношеская газета

В Белоруссии до войны была деревня Володарка. С виду обычная деревня, ничем не примечательная, всего-то на 37 домов. Но хоть и маленькая она была, а небо здесь красивее всех мест на планете. Даже на самом экваторе луна так не светит, звезды так не искрятся.Жил в той деревушке мальчуган Ваня. Протянет он, бывало, свои худые ручонки к небу и, словно касаясь его, чувствует непонятную теплоту и радость. Вот и сейчас в прохладный июльский вечер сидит мальчик на крыльце под завораживающим букетом звезд, затаив дыхание, будто спугнуть их боится.

***

— Эй, Ванюша! Полно тебе на звезды смотреть, ступай в хату, ужинать будем.
Глубоко вздохнув, я медленно поднялся со ступенек и молча отправился на кухню.
— Мама, ты опять напекла, как на пир! – воскликнул я, когда передо мной предстал полный всевозможной выпечки стол. Слюнки текли при виде булок и кренделей.
— Садись давай, – говорит, смущаясь, мама и вытирает руки о фартук. Ее щеки наливаются румянцем, глядя на который мое сердце начинает биться быстрее.
Тут же из-за угла выглядывает кучерявая рыжая голова с веселой улыбкой.
— И-го-го! – крикнул вбежавший брат и сделал пару шагов вперед. На его спине сидела мелодично смеявшаяся сестренка. Как же я любил эти большие, наполненные счастьем зеленые глаза Ольки. Николка улыбнулся и неуклюже плюхнулся на лавку.
В хату вошел отец. Повисло напряженное молчание. Он сказал, что немцы оккупировали практически все деревни вокруг и теперь направляются сюда.
Да. На дворе 1941 год. Год ужаса и смерти. По Володарке никогда не скажешь, что рядом идет война. При упоминании о фашистах слезы навернулись на глаза. Все задумались о прошлом, о будущем, которое будет совсем не у всех, а может его и вовсе ни у кого не будет. Это очень страшно.
Всю ночь я молил Бога о том, чтобы все это было сном, чтобы моя семья никогда не узнала, что такое война. По моим щекам текли слезы, а в горле я чувствовал огромный комок, мешающий мне дышать.
Утро выдалось как никогда яркое. Весь день мы играли возле домов, прячась в высокой траве и пытаясь забыть вчерашнее известие. Детский смех раздавался даже на другом конце деревни, но взрослым от этого становилось еще тревожнее. Каждый из них ждал, что в любой момент на горизонте могут появиться враги.
Вечером все разошлись по домам. В этот день я не видел любимого румянца на маминых щеках. Она не суетилась, а только тревожно поглядывала в окно. Я, обняв ее, направил свои глазенки в ту же сторону. Смотрел на пролетающих птиц, на медленно уходящее за горизонт солнце. Вдруг деревья тревожно качнулись.
— Мама! – вскрикнул я и прижался к ней еще крепче.
Из-за деревьев появилось два отряда немцев и несколько фашистских мотоциклов. Этот момент я запомнил навсегда. Он перевернул всю мою жизнь.
— Нет! – закричала мама и отбросила меня от себя. – Прячьтесь! Немцы идут!
Не разбирая ступенек, я бегу на чердак. В ушах стоит гул. Пришлось спрятаться в огромный бабушкин сундук. Минута кажется часом. Только бы это было кошмарным сном… И вдруг отчетливо слышу, как стучатся в дверь, как выламывают ее. С трудом разбираю голос мамы. Сердце бешено колотится, и я не могу выровнять дыхание. Дверь захлопнулась. Наступила мертвая тишина. Я еще долго не решаюсь вылезти из своего укрытия. Темно.
А потом вижу свет и склонившуюся надо мной маму. Рядом сестричка с братиком. Отца нет. Мама целует меня в лоб и начинает плакать. Сестричка тоже хлюпает своим носиком. Никола гладит ее по спине. Мама рассказывает, что фашисты забрали нашего папу.
Она еще долго захлебывалась в слезах, а брат ее обнимал. Я смотрел на него и понимал, что он теперь главный мужчина в семье. Его глаза полны отчаяния, но ему удается себя сдерживать.
С этого дня мы жили в страхе. Я давно не выходил на улицу. В некоторых домах нашей деревни поселились фашисты. Они отбирали еду и издевались над местными жителями. А потом к ним присоединились еще и полицаи. Они издевались над невинными людьми и убивали их. Я видел в них невероятно жестоких бездушных тварей, душивших женщин и детей… И я все это видел. Я видел страх и ужас в глазах каждого жителя деревни. Я видел злобную ухмылку фашиста над очередным трупом. Слышал, как летят пули, несущие с собой смерть.
Часто к нам заходили немцы, и каждый раз, когда я видел, что они подходят, прятался в сундук. У сестрички тоже был свой укромный уголок. Там и пережидали. Иногда я слышал возгласы мамы, шум пуль и смех немца и тогда начинал плакать. Тихо-тихо, чтоб никто не услышал.
Так прошло полтора года. Наступил декабрь 1942. Я уже не помнил ни тех прекрасных звезд, ни яркого солнца. Все это было чуждо мне.
В один из холодных дней суровой зимы я почувствовал себя хуже обычного, как будто осознавал, что произойдет что-то страшное. Этот день стал роковым для меня. Ближе к вечеру я заметил, что к нашей хате приближаются три фашиста, рванул на чердак по скрипящим ступенькам и залез в сундук. Я слышал, что немцы что-то говорили. Вдруг один из них стал подниматься наверх. Они еще никогда не заходили на чердак! Я сжался от страха – они ищут нас с Олькой! Шаги приближались. Я пытаюсь не дышать, но у меня не получается. Сердце готово выпрыгнуть от страха. Тишина. И вдруг я слышу плач сестрички! Они нашли ее. Я крепко сжал свои кулаки. В ушах снова стоит оглушительный гул. Снизу раздается: «Rein da?» «Ja, du bist!», – отвечает неприятный голос совсем рядом, в шаге от меня. Мне кажется, я слышу каждый вздох фашиста, каждый стук его сердца. И опять все замерло. Внезапно шаги удаляются. Меня не нашли. И только стоило мне на секунду в это поверить, как шаги изменили направление. Он снова идет ко мне, ближе и ближе, и вот мои глаза режет от света. Немец взял меня за шиворот и кинул с лестницы вниз, как тряпку. Дуло автомата уткнулось мне в грудь. Я зажмурился. Нет… Всего один миг и…
— Sie fahren in den Stall! – услышал я и открыл глаза. Мое тело уже перестало быть мишенью. Немец пнул меня тяжелым сапогом. Все тело ломило, и подняться было невероятно сложно, но я встал. Страх, испытываемый мною, нельзя передать словами. Слезы ручьем лились из моих глаз.
Немцы повели нас к сараю. По дороге я видел, как гнали сюда же других жителей, как убивали пытавшихся бежать. Я чувствовал запах бензина. Проклятый фашист еще несколько раз направлял на меня ружье и с возгласом «Паф!» делал вид, что нажимает на курок. Ему это, по всей видимости, доставляло огромное удовольствие. Мое же сердце каждый раз подскакивало и еще больше наполнялось ненавистью к этим нелюдям.
Нас заперли в сарае. Мне показалось, что здесь собрали всех жителей Володарки. Мама прижала нас к себе. Она молчала, только слезы бесшумно катились по ее бледным щекам. Я же больше не мог плакать. Казалось, что слезы кончились, поэтому просто закрыл глаза руками. Я ничего не мог сделать…
Вдруг запах бензина стал еще сильнее, и потянуло дымом. Люди начали кричать. Кто-то толкнул меня, и я услышал, как разбили окно. Несколько человек выбрались из сарая, и тут же послышалась пулеметная очередь. Меня кто-то перекинул через окно. Тут пуля пронеслась прямо перед моим лицом, и я от страха упал на землю. Я вижу, как догорает сарай.… А ведь там мама, сестричка и брат… Все родные… Я не могу пошевелиться: боль, смешанная со страхом, сковывает мое тело. Я остался один на всем белом свете… Лучше бы я сгорел с ними… Что мне теперь делать?!
Очнулся от того, что дико ныла нога. Яркая луна освещала все вокруг. На фоне снега я разглядел сожженный сарай. Воспоминания резко ударили в мою голову, и я начал тихо всхлипывать. Я боялся. Теперь я боялся всего. Вокруг меня в крови лежали трупы односельчан. И я пошел. Шагать было больно, но я, хромая, пытался двигаться. В горле стоял все тот же противный комок. И я закричал. Отчаянно и громко. На всю деревню. И слезы снова хлынули ручьем. Я хотел выплакать их все до единой капельки, чтобы ничего не осталось, чтобы избавиться от терзающей душу боли. Но забыть произошедшее невозможно.
От деревни и следа не осталось. Я проходил мимо нашей дотла сгоревшей хаты, сгоревшей со всеми мечтами и надеждами забыть, что такое война.
А потом начался лес, где было темно и тихо. Идти пришлось долго. Я уже не боялся ночной угрожающей тишины леса и шел уверенно вперед. Наконец увидел небольшую тень домика. Добравшись до него, постучал. Дверь открыл старик. Схватив на руки, он втащил меня к себе, перевязал мою истекающую кровью ногу.
Потом я пытался уснуть, но ничего не получалось. Я стал смотреть в окно. На небе были звезды. Глядя на них, я вспомнил, как любовался ими до этих страшных дней. Вон моя звезда, а вон и звезда моей мамы, сестренки, брата, отца… Ком опять подобрался к моему горлу… Как же все-таки страшно!
А утром, проснувшись, я увидел нашего солдата, партизана, склонившегося надо мной. Я вцепился в него своими ручками и снова зарыдал. Солдат ласково потрепал меня по макушке и сказал:
— Ну, все, боец. Теперь ты будешь воевать с нами.
Я привык к партизанской жизни. Шел 1943 год. Однажды к нам в отряд пришел человек. Посмотрев на него, я почувствовал, что у меня стали подкашиваться ноги, и чуть было не потерял сознание. Мужчина, вышедший вперед, отрешенно бросил на меня усталый взгляд, вдруг губы его криво шевельнулись:
— Ванька?!
Я замер на месте. Это был мой батька! Он жив! Ему удалось сбежать из концлагеря. Я бросился к нему на шею и дал волю душившим меня все это время слезам. С тех пор мы бок о бок с отцом защищали свою Родину.
***
А после освобождения советскими войсками Белоруссии отправили отца с сыном в деревню Заборье, где назначили Тимофея Евсеевича председателем колхоза. После войны он во второй раз женился. И родился у него еще один сын — мой прадедушка. А вот Ванька своей семьи так и не завел. Не сложилось… Хромал до конца жизни. А небом звездным он больше не любовался. Значит, много душераздирающих воспоминаний навевало оно ему…

 

Основано на реальных событиях.

Комментарии (0)
×

Авторизация

E-mail
Пароль
×

Регистрация

ИМЯ,
ФАМИЛИЯ
Дата 
рождения
Регион
E-mail
Пароль
Повторите пароль
×
×
×