ЧТО ЧИТАЛИ ПОЭТЫ И ПИСАТЕЛИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА?
Мир книг сегодня очень разнообразен. В нашем распоряжении и мировая классическая, и современная литература. Полки книжных магазинов пестрят яркими обложками, городские и электронные библиотеки готовы предоставить почти любую книгу. Однако при таком многообразии проблема выбора круга чтения встает особо остро.
Мы заинтересовались вопросом, что читали знаменитые писатели и поэты серебряного века, какие книги называли любимыми. Для этого мы изучили биографии некоторых авторов начала XX века, опубликованные в серии «Жизнь замечательных людей», стремясь выбрать разные творческие индивидуальности. Таким образом, мы получили представление о круге чтения И.Бунина, А.Блока, М.Горького, В.Маяковского, С. Есенина, М.Цветаевой.
В семье этих писателей и поэтов (за исключением М.Горького, который «образовал» себя сам) был культ книги и поэзии. Родители, а впоследствии и их дети, читали литературу прошлых веков и современную им, многие из упомянутых книг и их писателей сегодня входят в школьную программу. Например, в биографии М.Цветаевой находим: «Все детство Марина читала запоем, не читала, а жила книгой, с трудом отрываясь и осознавая окружающее. «Провалилась в книгу», — говорила [мать поэтессы] Мария Александровна». Маяковский с четырех лет уже читал наизусть для гостей стихи А. Майкова и М.Лермонтова, которые запоминал на слух.
Систематизировав собранный материал, мы пришли к следующим выводам:
1) Все писатели и поэты, чей круг чтения мы изучили, отмечали особую роль Пушкина в их читательском опыте;
2) Каждый из писателей выбирал для себя в «фавориты» литературу какой-либо одной страны.
В данной статье мы постараемся раскрыть оба эти тезиса.
«Никакой поэт не растет одиноким цветиком среди голого поля. Подобно великой природе окружает его стихия великого родного языка. И, подобно великой стихии языка, окружает его сызмала океан великой родной литературы…Рано, раньше всех приходит к русскому писателю Пушкин, — легкий, складный, веселый и озорной. Его ритм, его ямб, его свобода хочешь не хочешь входят в кровь, в ум, пьянят и восторгают, влекут подрaжaть ему, говорить, как он», — читаем мы у Михаила Рощина, биографа И.А.Бунина. Потом в автобиографическом романе «Жизнь Арсеньева» сам Бунин скажет о роли Пушкина в своём детстве: «Пушкин поразил меня своим колдовским прологом к «Руслану»: «У лукоморья дуб зеленый, Злaтaя цепь на дубе том…» …чего стоит одна эта ворожба кругообразных, непрестанных движений («и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом»), и эти «неведомые» дорожки, и «следы невиданных зверей», — только следы, a не самые звери! — и это «о заре», a не на заре, та простота, точность, емкость нaчaлa (лукоморье, зеленый дуб, злaтaя цепь), a потом — сон, нaвaждение, многообразие, путaницa, что-то плывущее и меняющееся, подобно ранним утренним тумaнaм и облaкaм какой-то заповедной северной страны, дремучих лесов у лукоморья, столь волшебного» [Бунин 2000].
Воспоминания о том, как его заворожило пушкинское Лукоморье, оставил и Максим Горький в своей автобиографической повести «В людях» (X глава): «Пролог к «Руслану» напомнил мне лучшие сказки бабушки, чудесно сжав их в одну… Полнозвучные строки стихов запоминались удивительно легко, украшая празднично все, о чем говорили они… стихи звучали, как благовест новой жизни… Великолепные сказки Пушкина были всего ближе и понятнее мне; прочитав их несколько раз, я уже знал их на память; лягу спать и шепчу стихи, закрыв глаза, пока не усну». У юного Горького была заветная тетрадь, куда он записывал любимые произведения поэта. В поздних публицистических статьях он говорил о высоком самосознании и самоопределении Пушкиным себя как личности, гражданина и поэта, о роли Пушкина в истории русской литературы и литературного языка.
Марина Цветаева напишет о великом поэте потрясающее по эмоциональности эссе «Мой Пушкин», где расскажет об истории своих взаимоотношений с его образом и литературными персонажами: «Пушкин был мой первый поэт, и моего первого поэта — убили. С тех пор, да, с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали все мое младенчество, детство, юность — я поделила мир на поэта — и всех, и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались…» [Цветаева 1988, с. 210]. Обращалась она к образу поэта и в своём поэтическом творчестве — в цикле «Стихи к Пушкину» (1931), в котором обличала пушкинское окружение в убийстве поэта, а самого Пушкина представила вольнолюбцем, «умнейшим мужем России», тем, кто «всех живучей и живее». Интересно, что написан этот цикл во Франции, на родине убийцы поэта Ж.Дантеса.
В своей знаменитой анкете «Признания» Александр Блок на вопрос «Ваши любимые писатели русские» ответил «Пушкин, Гоголь», а на вопрос «Ваши любимые поэты русские» — «Пушкин, Гоголь, Жуковский». Как видим, имя Пушкина стоит у Блока на первом месте. Именно Блоку принадлежит ставшая хрестоматийной фраза: «Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин». И Блок, и Цветаева преклонялись перед именем великого поэта, но в этом не было самоуничижения. «С белой площади Сената/Тихо кланяюсь ему», — пишет Блок в стихотворении «Пушкинскому Дому». «Пушкинскую руку/ Жму, а не лижу», — заостряет Цветаева в цикле «Стихи к Пушкину».
Даже Владимир Маяковский, грозивший вместе со своими друзьями-футуристами в манифесте «Пощечина общественному вкусу» «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности», в позднем своём творчестве признается Пушкину в любви (стихотворение «Юбилейное»). Вероятно, эта любовь жила в его сердце всегда, ведь в манифесте сразу за залихватской фразой о «Пароходе Современности» следует завуалированное признание: «Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней». Возможно, в этих строках и отсылка к знаменитому тютчевскому стихотворению «29 января 1837 года»: «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет!». Но в книге биографа Маяковского А.Михайлова мы нашли подтверждение, что в семье Маяковских любимыми поэтами были Пушкин, Лермонтов и Некрасов.
Конечно, в биографических исследованиях упоминаются и другие писатели. Например, Бунин с таким же восхищением вспоминает Н.В.Гоголя, а А.М.Горький – Л.Н.Толстого. Но Пушкин – общая тенденция, непререкаемый авторитет. В 1925 году Сергей Есенин убеждал учителя Константиновской школы, в ответ на увлеченность последнего поэзией Надсона, читать больше Пушкина: «Это наш учитель. Я ведь тоже когда-то шёл не той дорогой. Теперь же я вижу, что Пушкин – вот истинно русская душа…» [Куняев 2005, с.38].
В мировой литературе, как мы уже сказали, каждый из поэтов особо выделил писателей какой-то страны. Для А.Блока главным именем в мировой литературе был У.Шекспир, о чем свидетельствует его ответ в анкете «Признания». В своем творчестве, полном драматизма, он нередко обращался к шекспировским героям (любимым был Гамлет), пытается осмыслить острые проблемы времени.
Марина Цветаева обожала немецкую литературу – произведения И.Гете, Г.Гейне, Ф.де Ла Мотт-Фуке. «Мать рано познакомила их с Пушкиным, Данте, Шекспиром. Но роднее всего была Германия, немецкие романтики с их пристрастием к Средневековью и рыцарству, героической истории и легендам. Сначала Марина узнала их в переводах, потом и в оригинале. Ундина, Лорелея, Лесной Царь стали частью ее существа», — пишет биограф М.Цветаевой В.Швейцер [Швейцер 1992, с.35]. Романтиком Марина Цветаева останется на всю жизнь.
М.Горький влюбился в авантюрные французские романы. Они пленили его неукротимой энергией своих героев, превратностью их судеб и стремительным движением событий. «Рокамболь учил меня быть стойким, не поддаваться силе обстоятельств, герои Дюма внушали желание отдать себя какому-то важному, великому делу…И, мальчишка, задерганный дурацкой работой, обижаемый дурацкой руганью, я давал сам себе торжественное обещание помочь людям, честно послужить им, когда вырасту» («В людях», 11 глава). Романы О.де Бальзака произвели на него «впечатление чуда». Столь же сильное впечатление Горький испытал при знакомстве с произведениями Э. Гонкура, Флобера, Стендаля.
Маяковский открыл для себя в раннем детстве испанского писателя и драматурга М. де Сервантеса: «Попaлaсь книжка «Птичница Агафья»…Если б мне в то время попалось несколько таких книг — бросил бы читать совсем. К счастью, вторая — «Дон-Кихот», Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее» [Маяковский 1955, с. 12]. Нам кажется, личность Маяковского чем-то сродни Рыцарю печального образа. В своем творчестве он воплотит испанскую страстность и бескомпромиссность, готовность к борьбе за свою правду.
Круг чтения писателей и поэтов серебряного века, безусловно, повлиял на их эстетический вкус, мировоззрение, творчество. Как писал М.М.Рощин: «Русские писатели учатся у русских писателей, — ну не только, разумеется, не только! — но новые великаны опираются на плечи старых». А сегодня новое поколение поэтов и писателей обладает ещё большим достоянием – они воспитываются не только на Пушкине и Гоголе, Достоевском и Толстом, но и на замечательных творческих индивидуальностях серебряного века.
+10