Зачем Ахматовой вино?
Отражение эпохи не есть задача поэзии, но жив только тот поэт, который дышит воздухом своего века, слышит музыку своего времени. Пусть эта музыка не отвечает его понятиям о гармонии, пусть она даже ему отвратительна — его слух должен быть ею заполнен, как легкие воздухом.
Владислав Ходасевич
Осень 1913 или 1916 года. В Петербурге ни холодно, ни тепло. Недалеко от Фонтанки, где Жуковского врезается в Литейный, твердо и плавно, будто одинокая черная кошка, Ахматова шла домой. Был самый обыкновенный и непримечательный день, один из тех, о которых стараются не вспоминать. Она заходила в квартиру, как в музей, где было одиноко и пусто, вешала черное полупальто, снимала черные, кажется, лаковые туфли. В комнате уныло глядели со стен картины, похожие одна на другую, на старой бордово-коричневой тахте лежала шаль, в буфете, выстроившись, стояли отрядами фарфоровые чашки, обеденные наборы и прочие неважные вещи, никем не тронутые с 1905 года. Выкуривала сигарету, пролистывала пару черновиков и ждала наступления вечера. Вечером все было значительно проще, будто кто-то снимал невидимые цепи. Собирались обычно в «Бродячей собаке». Бывало – в «Дононе» или «Кюбе», изредка – в «Башне» Иванова. Ночью они слушали стихи, прерываясь на вино, сигареты и разговоры. Что вело Ахматову в темный подвал на Михайловской площади: желание вдохновляться литературными вечерами или уходить в забытье?
Ахматова жила в Петербурге, где каждый угол и закуток хранил особую тайну. Казалось бы, вдохновение может застать тебя врасплох в любую секунду. Но, безусловно, часть его она черпала из вечеров. Опьянение алкогольным воздухом возрастало, облака сигаретного дыма окутывали пространство. Убийства, сомнения, слухи – все оставалось за дверями любимого подвала. Но почему тогда «так невесело вместе нам» в ее стихотворении «Все мы бражники здесь, блудницы»? Я думаю, что сознание и разум брали вверх. Среди придуманного веселья она ощущала себя более одинокой, чем в пустой бездушной квартире. Кажется, будто в «Бродячей собаке» все превращались в ненастоящих: «Веселость едкую литературной шутки/И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий». Но Ахматова все равно шла туда. Каким бы странным и ненатуральным веселье ни было, люди, неравнодушные к искусству, приходили туда создавать новое.
Всё же искать вдохновение в пабах и ресторанах кажется мне сегодня странным, чужим и чересчур пошлым. А если говорить об Ахматовой – совсем неправильным. Я могу понять, почему Блок когда-то в загородном ресторане, где сейчас находится улица Савушкина, написал свои известные строки: «Я знаю — истина в вине». Но женщины устроены по-другому. Они вдохновляются не вещами, а чувствами и переживаниями. Ахматова напишет в 1914 году: «Пахнет гарью. Четыре недели» — это стихотворение переросло в предсказание наверняка не из-за наполненных красным вином бокалов или стопок с водкой. Она предвидела революцию, потому что все мысли и настроения ее петербуржских знакомых сходились к одному, а не потому, что выпила незадолго до написания стихотворения. Кажется, что все поэты предчувствовали революцию, войны и эмиграцю. Их время можно было бы назвать «Накануне», но такой роман написал Тургенев еще в 1877 году.
Вопрос остается открытым. Если не вдохновение, то что толкало Ахматову на литературные вечера даже в 1919 году, когда близкие были далеко? Наверное, стоит представить себя на ее месте (не возвышаю себя и не принижаю Ахматову, а использую как пример для объяснения). Я посещала бы литературные вечера ради атмосферы искусства и ощущения себя как части этой величественной петербургской богемы. Только Ахматова частью богемы являлась, а я нет. Но предполагать, что ходила она туда из-за этого, не перестану. Северная столица к двадцатым годам XX века практически угасала как храм поэзии. Ахматова в 1917 году напишет Гумилеву: «Думаю, могу не описывать, как мне мучительно хочется приехать к тебе. Я с тоской смотрю на то, что сейчас творится в России, тяжко карает Господь нашу страну». Возможно поэтому я считаю, что для Ахматовой подобные литературные сборы превращались в воспоминания об ушедшей царской эпохе. Рестораны с пышной лепниной на стенах, столовые приборы, люди, собиравшиеся вместе – все обязывало пересиливать себя и выходить в свет – показывать свое безразличие к происходящему, но уже потому, что разговоры о таком были неуместны.
Кроме известных сборищ («…те сборища ночные…») Серебряного века прославились своим безрассудством любовные треугольники. Мережковский – Гиппиус – Философов, Белый-Петровская-Брюсов, Блок-Менделеева-Белый — как пример. Удивительно, что в подобном треугольнике одной из вершин была Анна Андреевна. История переезда Ахматовой к Глебовой-Судейкиной и Лурье не прогремела в XX веке, как любовная история Маяковского-Лили Брик-Осипа Брик. Мне кажется, что треугольники — один из побочных эффектов литературных вечеров. Сплошные праздники окутывали своей атмосферой счастья. В один миг человек, близкий духовно, мог перерасти в человека, близкого физически. Возможно, это был собственный протест поэтов против рамок и морали. Если государство могло встать с ног на голову, то и общество тут же старалось не отставать. Думаю, поэты существовали так больше от безысходности, чем от чего-то иного. Это был порыв страсти, резкости и отрицания во многом того, что определяло время. Вечера были единственным утешением. Если не спасала поэзия от угнетающих мыслей, то на помощь приходила старая добрая русская традиция лечения всех болезней алкоголем или беспорядочная любовь. Многие с горя переходили на вещи и посильнее, но я не слышала подобного про Ахматову. Любовные интрижки любовными интрижками, а алкоголь и морфий – дело не женское совершенно. Ахматова посещала литературные вечера не ради вдохновения, а ради необычного способа забыться: очутиться в пышных ресторанах, таких как «Палкин», «Кюба», послушать талантливые стихи друзей и представить себя в каком-нибудь 1903 году, когда все было прекрасно и безмятежно. Иначе, кажется мне, можно было бы сойти с ума. У них существовал собственный тайный мир, в который отчаянно пытались попасть даже «фармацевты». Сложно представить Анну Андреевну дома в один из подобных вечеров. Вот она сидит в квартире на Фонтанке, медленно включает патефон, открывает окно, выкуривает сигарету и…? Думать о литературных вечерах без нее практически невозможно. Они – будто необходимая пилюля для того, чтобы погрузиться в любимую ушедшую атмосферу хотя бы на ночь. Я считаю именно так потому, что ее стихотворения «Все мы бражники здесь, блудницы…», «Да, я любила их, те сборища ночные…» были написаны не во время посиделок, а после, когда все чувства и эмоции собрались воедино. Будто стихотворения – некий анализ встреч. Сравнивая творчество Ахматовой со стихотворениями Блока, я понимаю, что он видел в собраниях новые образы, она подмечала истину.
+10