“Р” в театре “Сатирикон”, или как режиссера Юрия Бутусова неправильно поняли
После спектаклей я обычно читаю рецензии критиков о них. Вдруг я что-то не понял, или недопонял, или автор вообще предполагал что-то иное. После “Р” я также решил прочитать пару статей. Но рецензии на “Р” меня как-то разочаровали…
Если вы почитаете рецензии, то там будет написано, что это спектакль по мотивам “Ревизора”, но Бутусов сделал из легкой гоголевской комедии совсем не смешную драму о, внимание, “современном российском обществе, а еще там будет много злободневных гражданских тем”. А дальше вам расскажут про дух “гоголевской фантасмагории” или даже “мистический хоррор”. И самое главное, тут совершенно теряется режиссер. Юрий Бутусов никогда не ставил “сатиру ради сатиры” или “хоррор ради хоррора”. “Р” гораздо глубже, чем кажется.
О чем все-таки этот спектакль? О человеческой слабости. О бессилии. О человеческой сущности. И как сам Бутусов говорит, о невозможности одновременно и принять действительность, и бежать от нее. И у всего этого нет контекста. Его просто нет. Мы не можем понять конкретное время и конкретное место, в котором происходит действие, есть лишь человеческие сущности, которые всегда будут такими, какие они есть. Гоголевских персонажей здесь нет, есть лишь архетипы, названные их именами.
“Людей” в постановке Бутусова очень мало. Они появляются в самом начале, где сидят в ряд на стульях перед зрителями (привет “Вишневому саду” Матса Эка) и мы просто знакомимся с ними. Нам кажется, что это обычные люди: они говорят об обществе, о своих проблемах, у них есть обычные, казалось бы, человеческие пороки. А дальше, в следующей сцене, с переменой композиции и освещения происходит то, что критики называют “мистическим хоррором”. На самом деле это погружение внутрь этих людей. Попытка добраться до их психологического архитипичного стержня, того самого фрейдовского “оно”. Те, кого мы видим – уже не люди, а то, на чем появилось их сознание. И те пороки, которые Гоголь обличает в “Ревизоре”, здесь становятся возведенными в абсолют.
Но есть один персонаж, который не вписывается в эту парадигму и создается прямо у нас на глазах. Это сам “ревизор”. “Хлестакова” здесь играет Константин Райкин. И до конца мы так и не понимаем кто он и как был создан. Хлестаков Бутусова и Хлестаков Гоголя чем-то похожи: оба приехали “издалека” и не знают места, в котором оказались. Но гоголевский Хлестаков всего-лишь аферист, он пользуется той властью, которую ему дают. А Хлестаков в постановке Бутусова наоборот, с этими пороками не знаком. Он думает, что так, как к нему относятся “чиновники” и должно быть. Их пороки он видит, но не осознает. А когда осознает, то хочет скорее уехать из города. Он боится собственного бессилия и безысходности. Его слуга, Осип, параллельно с эти пытается вспомнить, кидал ли он в школе ледышки в маленького щенка. А память любезно ему в этом отказывает. Сюжетная линия с осознанием собственной вины, невозможности от нее скрыться и фатальности ее принятия повторяется тут несколько раз.
А кто же все-таки “Хлестаков”? Бутусов намеренно вставляет в спектакль песню из советского “Золотого ключика”. И правда, судьба Хлестакова здесь сравнима с судьбой Пиноккио: ни тот, ни другой не понимали людей, которые были вокруг них. А осознание этого стало для Хлестакова фатальным: после того, как он “стал человеком”, его сущность исчезла. Но Хлестаков – это не только пиноккио. Он всегда одет в белый костюм, а когда к нему приходят просители, сидит на высоком стуле, как на троне. Возможно он – это бог, который должен был помочь этим людям, но не смог.
В конце кто-то произноси фразу “Мне кажется, мертвым тоже больно”. Смерть здесь – это не конец существования. Смерть – это вечная безысходность, к которой пришли все герои. И они никогда из нее не выберутся.
+3-1