От семечка к дереву
Все мы в детстве делали семейное древо, рисовали ствол с отходящими от него веточками, приклеивали на них фотографии из семейного архива, подписывали имена мамы и папы, дедушек и бабушек. Но если тогда нам помогали родители, теперь это делают генеалоги. Они как садоводы: с головой залезают в крону дерева и изучают каждый листочек, выстраивая нашу родословную. Как же правильно заботиться о своём древе и не дать листве опасть?
Дмитрий Сергеевич Мелков сегодня станет нашим садоводом. Он «ухаживает» за семейными древами уже более 10 лет и явно не собирается останавливаться.
— Как Вы стали генеалогом?
— Как и многие, я увлёкся изучением истории своей семьи. Изучение истории на первоначальном этапе имело исключительно «домашний» характер, расспросы бабушек и родителей, запись полученной информации. В 2015 году я решил пойти дальше и напечатать большую родословную книгу в подарок папе на день рождения. Именно это впервые привело меня в ГАНО (Государственный Архив Новгородской области). Впоследствии знакомые начали просить у меня о консультациях и помощи с архивами, активность на форумах и первые «коммерческие заказы». Так я и стал генеалогом-историком.
— Какие источники информации Вы используете для исследования семейной истории?
— На первоначальном этапе это все документы, которые может предоставить клиент, в том числе письма, конверты, фотографии. С последних можно вытащить очень много информации – от записей на обороте до одежды на людях. Например, по военной форме можно узнать, где и в каком чине или звании служил человек. Одновременно с этим проводится генеалогическая экспертиза с изучением архивных каталогов. К счастью, сейчас они в большинстве своём оцифрованы. В дополнение используется сайт церкви мормонов FamilySearch, где загружено большое количество документов, а также есть отрисованные схемы, которые иногда очень выручают в исследовании, но они всегда требуют уточнений в документах.
— Как Вы определяете, какие записи являются наиболее надёжными?
— Я верю только архивным документам и своим глазам.
— Какую роль играют семейные мифы в генеалогических исследованиях?
— Изучение истории на первоначальном этапе имело исключительно «домашний» характер, расспросы бабушек и родителей, запись На все сто процентов семейным легендам я не доверяю, скорее, процентов на пятьдесят. В них, как правило, много путаницы. Не так давно у меня были клиенты, уверенные, что их предки жили в одной деревне, но документы эти данные опровергли. Часто можно услышать о дворянском происхождении, но, как правило, это мифы, не имеющие никакого документального подтверждения. Бывает, что семейные легенды хоть и не получают подтверждения, но помогают выйти на нужный след и обнаружить массу интересных фактов о предках.
— Что Вы делаете, если исследование заходит в тупик?
— Начинается масштабная «атака» по всем фондам, которые могут дать хоть каплю информации. У меня был клиент, его дедушка переехал в новгородскую губернию из другого региона в 1890-е, а потом исчез. В метрических книгах клиент обнаружил запись о рождении его сына, но дальше зашёл в тупик. Ни свадьбы, ни возраста – совершенно пусто. Потенциально рабочий на фабрике. Мы начали искать документы фабрик со списками рабочих и полицейские реестры, поскольку по закону человек не мог переехать и не уведомить о своём перемещении управу. В ходе поисков в полицейском реестре была обнаружена ассигновка на его имя из Морского училища, а также удалось узнать, что он был служащим на фабрике, а не обычным рабочим. В документах фабрики был обнаружен его автограф, а впоследствии метрические книги открыли нам дату заключения брака, возраст, даже удалось найти его брата, он был свидетелем на свадьбе.
— Долго ли идёт работа с документами?
— Поиск в каталоге занимает несколько дней, через три дня я получаю их на руки. Каждый пакет документов осматривается за 1–2 дня. Далее для клиента я пишу отчёт и анализ полученных данных, с предложением по дальнейшим действиям. Вообще, работа с генеалогическими документами может идти всю нашу жизнь, невозможно отсмотреть всё, а запись может оказаться в самом неожиданном месте, поскольку есть ещё и архивная путаница в фондах.
— Как Вы справляетесь с противоречивыми данными из разных источников?
— Я объединяю два источника вместе. В период революции у многих ещё не было паспортов, и при заполнении данных люди часто искажали информацию о себе. Поэтому восстановить точные данные можно только по свидетельству о рождении. Хотя и это не всегда возможно, некоторые метрики были давно утеряны.
Бабушка рассказывала мне историю из детства. После революции в деревне сгорела церковь с метрическими книгами и для восстановления хронологии по семьям ходили с опросом. Так как у людей не было календарей, многие неосознанно искажали информацию о своём рождении: «Я родился от Николы в третий день».
Соответственно, данные становились неверными, а точные источники информации уже утрачены. В случае ошибках возраста, правильный источник самый ранний, в остальном следует делать выжимку и сводить данные в общую картину, как это делают при описании исторических событий, но указывать необходимо все первоначальные источники, в случае их подтверждения или опровержения в будущем.
— Как Вы работаете с историческими документами на других языках?
— С другими странами на данный момент сложнее, потому что доступны не все документы. Из языков я понимаю латынь, итальянский, французский, польский и английский. Данные на украинском языке воспринимаются легко, но доступ к сайтам из России на данный момент закрыт, приходится искать обходные пути. В Российской Империи большая часть документов велась на русском языке, поэтому знание иностранного языка нужно не столь часто.
— Используете ли вы ДНК-тестирование в своей работе?
— Нет, я редко работаю с живыми. В наше время люди считают, что если их ищут дальние родственники, связь с которыми утрачена, значит, им что-то обязательно нужно. Если люди хотят установить контакт, они его установят и без ДНК.
Я находил и встречался со своими живыми родственниками. Мы встретились дважды, пообщались, обсудили новости, и на этом всё закончилось, контакт снова был утрачен. Если верить Библии, все люди — родственники, пусть и дальние.
Если говорить про ДНК-генеалогию – я с трудом верю в данное новшество.
— Как Вы работаете с секретными и запрещёнными данными о предках?
— При необходимости осуществления запроса я помогаю клиентам составить запрос, готовлю документы, но отправляют запросы в архив ФСБ они самостоятельно. Обычно прямые родственники воспринимаются лучше, нежели в службу напишет генеалог.
— Что Вы делаете, когда связь между потомками резко обрывается?
— Всегда пытаюсь найти зацепку. Связь не может беспричинно оборваться.
— Проводите ли Вы интервью с живыми родственниками, чтобы узнать больше полезной информации?
— Поскольку я самостоятельный генеалог, не работающий в крупной компании, у меня редко есть возможность опросить родственников клиента, как это делают крупные организации. В первую очередь я общаюсь с заказчиком, а он, в свою очередь, передаёт вопросы, на которые не имеет ответа, старшим членам семьи.
— Как Вы справляетесь с такими чувственными темами для клиента, как криминальное прошлое родственника?
— Совершенно спокойно — это факт. Если это было – значит, было. В 2018 году ко мне обращался клиент, искали дедушку, пропавшего на войне. Думали, что он погиб, возможно, попал в плен… Человек просто исчез, никаких документов не нашлось. В итоге выяснилось, что дед после войны приезжал домой, но из лагеря. Ему дали десять лет за агитацию немцев. Я им объяснил простую истину того времени: очень часто это была не агитация, а обычная клевета. Настучали – посадили, а дальше никто не разбирался. Кто и почему донёс, вопрос уже сложный и часто неразрешимый, пока не будут полностью рассекречены все дела.
— Есть ли смысл в поиске погибших родственников? Что это принесёт человеку?
— Погибшие родственники не принесут ничего, кроме знаний. Поиск места захоронения очень часто становится делом всей жизни для семей. В первую очередь это почтение памяти павших, каждый из них воевал за свой дом, семью и за нас, живущих ныне. Неважно, в какой именно войне, Первой или Второй мировой, русско-турецкой или японской кампаниях. Каждый павший солдат заслуживает уважения и памяти о нём.
В современном мире становится всё больше оцифрованной информации, теперь стало намного проще найти знания о своих предках.
— Считаете ли Вы, что работа генеалога с течением времени перестанет быть актуальной?
— Нет, это достаточно специфическая работа. Многие берутся за дело сами, но заходят в тупик, хотя документы были оцифрованы. Есть масса нюансов. От несовпадений года рождения, о чём я говорил раньше, до несоответствия места проживания. Бабушка родилась в 1906 году по всем поздним документам, а на самом деле на 3 года раньше, согласно записи о рождении в метрической книге.
— Какие самые распространённые ошибки делают люди при исследовании своей родословной?
— Излишняя самоуверенность. Они уверены, что всё найдут, во всём разберутся. Люди верят справкам, которые у них есть. Есть какой-то документ, они сразу делают запрос и получают ответ от архива: «В этом году данный человек не рождался, извините». И дело даже не всегда в источниках. Последние четыре клиента ко мне пришли через год самостоятельных попыток. Они отправляли по пять запросов в каждый архив и в итоге зашли в тупик. В любом случае возникает тупиковая точка, не дающая сдвинуться дальше, и здесь на помощь приходит уже генеалог.
— Сколько может длиться исследование своей родословной?
— Всю жизнь. Данные постоянно пополняются, рассекречивают документы, пополняются архивные фонды. Даже дома спустя год можно найти фотографию с записью в семейном альбоме, которую прежде никто не замечал, или ребята-поисковики нашли останки деда-фронтовика с медальоном.
— Какие советы Вы можете дать для организации собранной информации?
— В первую очередь: структуризация в хронологическом порядке. Далее расшифровать документ, взять отдельный файл и «очеловечить» источники. Сделать его проще для прочтения потомками. Ну и, разумеется, сохранить две версии, первая — родословная история в художественном оформлении, вторая — документальное подтверждение.
— Что Вы порекомендуете для сохранения и передачи семейной истории следующим поколениям?
— С детства воспитывать в детях интерес к семейной истории, именно интересе. У нас в обществе есть такая проблема, когда людям навязывают какой-то один исторический момент: «Наши деды воевали в Великую Отечественную войну».
Это ни к чему хорошему не приводит. У меня тоже деды воевали во Вторую мировую войну, только потом оказалось, что и в Первую мировую воевали, и в русско-японскую, и в русско-турецкую войну они тоже попали. Последних вообще было шесть за сто лет.
Нельзя привязывать всю историю к одной точке, ребёнку неинтересно слушать одно и то же. В итоге он будет считать, что ничего раньше его прапрадедушки не было, война была одна, а всё остальное его семью не касается. Нужно быть многогранным при изучении своей истории и передавать детям её во всём многообразии знаний и событий.
— Какие наиболее интересные или неожиданные открытия Вы сделали на своей практике?
— Вся советская историография — это одна большая ложь. Как пример, построенные заводы. Говорю исключительно про Новгородскую область, поскольку не могу отвечать за другие архивы, не работал с этим направлением. Люди с теплом вспоминают: «У нас при советах было построено несколько заводов, появилась куча рабочих мест».
Но в итоге выясняется, что советы толком ничего не дали и ничего существенного не построили. Часть заводов была построена американцами по их технологиям, а другая часть работала ещё с царского периода. История часто додумывается. Многие уверены в своей правоте, а это, в свою очередь, искажает исторические факты.
Так что самое неожиданное открытие – история зачастую лжёт.
— Какой самый необычный источник информации Вам удавалось найти?
— Полицейский реестр валдайского уезда. Моя прабабушка по неосторожности сожгла две бани. Первая — мужа, вторая — свёкра. Как выяснилось позже, они были застрахованы незадолго до пожара, так что возможно, это не было случайностью.
— Нужна ли семейная символика в современном мире?
— Это хорошая русская дворянская традиция. Да, дворянство давно упразднено, но почему люди не могут позволить себе личную символику? Если есть желание сделать семейный герб или монограмму, нужно сделать. В этом есть определённый символизм единства семьи. Символика делает изучение семейной истории в разы интереснее для детей.
— Если бы Вам предложили исследовать родословную любой знаменитости, кого бы Вы изучили?
— Барон Карл Густав Эмиль Маннергейм — генерал царской армии. Мне он симпатизирует как человек схожих взглядов. После службы в России Маннергейм возглавил борьбу с большевиками в Финляндии, недолгое время пробыл регентом. Достаточно интересная личность не русского происхождения, которая более 30 лет служила на благо России.
— Повлиял ли на работу генеалогов запрет родоведения в СССР?
— Да, люди, которым это запрещали в Советском Союзе, сейчас создают очереди в архивы.
— Что Вам больше всего нравится в вашей работе?
— Видимое спокойствие при постоянной умственной нагрузке. Большое количество специфических ответвлений, в которых со временем также начинаешь разбираться. Помимо генеалогии я также занимаюсь антиквариатом, отрисовкой семейных гербов и монограмм.
Недавно нашёл для клиента спичечный коробок с завода, где работал его прапрадед. Людям куда приятнее воспринимать какие-то артефакты из прошлого, нежели бумаги.
— Какие у Вас планы на будущее?
— В первую очередь написать курс по генеалогии. Хотелось бы сделать его бесплатным, потенциально есть договорённости с одним институтом дистанционного образования.
Потенциально написать ещё одну художественную работу: помимо генеалогических исследований я также являюсь автором двух работ: «В шаге от окна» — автобиография человеческой судьбы и «Когда остался только ты» — философский рассказ о жизни после смерти.
Изучение генеалогического древа — это трудное, но очень интересное занятие, которое порой может растянуться на всю жизнь. Ведь семья – это сплетение человеческих судеб и тысячи жизней.