Женщины, которых никто не научил быть людьми
-Еще орать на мать будешь? — услышала я крики из окон, проходя мимо блочного многоэтажного дома. Голос то взвинчивался до предела, то замолкал, а потом снова выстреливал из открытых окон. В ту минуту мне пришла в голову мысль, что такие голоса, обычно, бывают у толстых женщин с грязными волосами, каждодневно орущих на своих детей за непослушание.
-Я тебе в сотый раз повторяю, я не при делах. — в ответ послышался возмущенный ломаный голос.
-А на учет поставили тебя! Посуду помой, никакого толка от тебя нет, гад. Что с тобой дальше будет?
Сцены семейных скандалов я слышала часто, проходя по улице Садовой.И особо возле дома №14.. Меня, как человека, который не суется в чужие скандалы по своим убеждениям, сформировавшимся благодаря горькому опыту, Меня мало задевала ругань из окошка на третьем этаже. Было дело, когда моя доброта и жалостливость однажды сыграли со мной злую шутку. «Не делай добра — не получишь зла» – эта поговорка стала моим девизом, который я с большими усилиями, но приняла. Так вот, по «новым правилам» следовало, что лезть мне в дело с крикливой мамашей не стоит. Я и не собиралась. Но однажды все-таки нарушила клятву, данную самой себе.
Как-то из той самой квартиры №14 вышла женщина лет 35, пухленькая в черном платье свободного кроя, на каблуках и стильно-небрежной прической. Она спускалась по бетонным ступенькам подъезда. Ее я видела тут впервые. Я поняла, что это мой шанс все разузнать. Набралась смелости и дипломатично поздоровалась. Потом наврала, что я журналистка и собираюсь написать по проблеме неполноценных семей длинную статью, которая будет опубликована в местной газете.
-И меня интересует семья, с которой вы общаетесь.- невозмутимо тараторила я. — Женщина сдвинула двумя пальцами солнечные очки на кончик носа и удивилась:
— А кто тебе сказал, что эта семья… — Но тут же замолчала, догадавшись, что все единого мнения о жителях из указанной квартиры.
Я пообещала не раскрывать настоящих имен, и она поведала мне эту историю.
«Да-а, это было давно…- начала она свой рассказ и мы присели на лавочке у подъезда.Майское солнце слепило глаза, и она снова надвинула очки на глаза.
«Тогда я еще училась в гимназии, заканчивала седьмой класс. У меня были две подруги: Олька и Ленка. У Оли родители были медиками. Мама — старшая медсестра, а отец хирург. Оба в местной больнице работали. В перерывах между уроками любимым Олькиным занятием было поправлять идеально ровную челку и наглаженные манжетики. Она скукоживалась и злилась, если ветер «портил» ее прическу. Ленка иронизировала, увидев подругу в таком положении:
-Пф… чего поправляется, фифа, ща все равно ветер дунет — и все локоны в разные стороны,- чистосердечно заявляла Лена. На такие замечания, Олька не могла себе позволить молчать и в отместку тыкала тонкими пальчиками в Ленкины обвисшие на коленях трико:
— Ты бы лучше за собой смотрела…
Однажды после уроков Ленка сказала:
— Приходите ко мне сегодня алгебру писать. Матери дома не будет, с мелким уйдет, можем, что угодно делать.
Мы, как настоящие подруги, согласились на заманчивое предложение. О, эти редкие часы раздолья, когда родителей нет дома! Мы заранее узнавали о том, что «хата» будет свободна и собирались у кого-нибудь из нас троих дома.
Чаще всего матери не было у Ленки. Настолько часто, что мы даже завидовали ее «счастью». Подруга на все расспросы отмахивалась, говорила, мол, дела у матери. Приходя к Ленке в гости, мы чувствовали себя свободно — в их квартире не было ничего дорогого или уж тем более драгоценного. Старенькие обои с редким желтоватым орнаментом покрывали стены заставленной разносортной мебелью комнаты, которая и была всей квартирой.
-Айда на диван!- весело скомандовала хозяйка квартиры и первая сиганула на тарантас у стены. Мы все вместе начали скакать на пружинистой развалюхе, побросав школьные сумки на пороге. Взбивая пыль к потолку, мы радостно кричали и смеялись, не задумываясь о том, что пружины в диване не вечные…Через минуту послышался поворот ключа в двери, а через секунду мать Ленки таскала дочь за косы.
-Кто-о-о разрешил? А-а-а?- вопила тетя Наташа, перекрывая крики взбешенной дочери. Мы оцепенели от казуса с выскочившей пружиной. Было стыдно, но сказать мы ничего не решились. Тихо взяли портфели и быстро смылись домой. Из квартиры №14 еще долго доносилась ругань…
В действительности, подобные сцены воспитания были почти каждодневно в жизни Лены. Мать ее, работающая на фабрике по производству пряжи, пропадала на «сутках», собирала каждую копейку .Отца у Ленки не было. Тетя Наташа никогда не баловала дочь, а даже наоборот, ограничивала. Новых платьев не водилось- «старые надо доносить сначала», даже если оно всего одно, с туфлями ситуация та же.
Как признавалась сама подруга, она не слышала от матери ничего, кроме указаний по дому и вопросов о школе. Она всегда называла дочь по имени и всегда без особого интереса спрашивала «какие оценки сегодня?» За «пятерку» коротко хвалила, а услышав » четыре»- вопросительно таращила глаза «А почему-у не пять?!». Но быстро остывала, ведь у нее других проблем много.
Отношения с одноклассниками у Ленки не складывались. Не любили ее, прежде всего, потому, что она была «нескладная»: говорила быстро и неуверенно, сжевывая слова, походка ее напоминала утиную «беготню». А когда ее спрашивали о чем-то, смотря в упор в глаза, она неуверенно улыбалась по весь широкий рот. Ее беспомощность и неуверенность проглядывались в ее жестах и зажатой улыбке. Сверстники оценить чистоты ее сердца не могли и видели лишь внешнюю угловатость. Это они и называли чудачеством.
Мальчишки обходили ее стороной, не соглашались сидеть с ней за одной партой. Однажды, в школьной столовке, шумя и переговариваясь, они в суматохе облили ее сладким чаем. На секунду все остановилось, но услышав Ленкино «Ой, да ерунда…», тут же успокоились, и догадавшись, что Ленка не устроит хай, как сделала бы любая другая девчонка, они отвернулись от нее, загалдели о своем и даже забыли извиниться…Стоит ли говорить, что никаких проявлений симпатии Ленка не видела, подшучивала над подружками, у которых были парни.А над взрослым словом «отношения», которое так часто употребляли одноклассницы, ржала до колик в животе. Да, не любили Ленку.
Ленка постепенно взрослела. На смену ее прямоте пришли сомнения. Она часто задумывалась о том, почему все, что бы она ни делала, вызывает у одноклассников отторжение и смех. Ей стало казаться, что «все у нее не так, как у всех». Ленка сравнивала себя с девчонками из школы: «Ну они-то красавицы! А я?»-и она в сердцах махнула на себя рукой.
Однако, было у Ленки одно качество- не терпела она несправедливости. Несправедливостью она называла все, что не подходило под ее систему ценностей- не любила надменных лидеров, «принцесс», собирающих вокруг себя стайки девочек. Ей нравились независимые, которые уверенно чувствовали себя и в компании, и в одиночестве. Они пользовались всеобщим уважением, и Ленкиным в первую очередь. Став изгоем чистой воды, Ленка объявила войну лидерам, ей доставляло удовольствие публично подрывать их авторитет: дерзила, подлавливала на словах, говорила колкости. За это регулярно получала «на орехи», но обороты сбавлять не собиралась- ей важно было чувствовать себя тоже «независимой». (Это отнесем к сильной Ленкиной стороне).
Итак, Ленка выросла неопрятной суетящейся женщиной, у которой не было времени не только на учебу, у нее не было времени и на себя. Словом, у нее ни на что не было времени . Поступив в местный колледж, она опаздывала на занятия, засиживалась допоздна в ночь перед экзаменами, но так ничего и не выучивала, надеясь на волю случая. Жила она, по-прежнему, с нелюбящей матерью, терпела ее упреки и недовольство, накапливала в себе злобу и неуверенность.
Потом Ленка встретила Вадика. Это была ее первая любовь, как она сама его называла. Очень скоро родился сын, но семейные отношения не заладились и пара распалась, так и не став молодоженами. Сейчас Ленка повторяет судьбу своей матери, которая пропадала на рабской должности, зарабатывая честным трудом.. Они с сыном ютятся в однокомнатной квартирке, где она живет теперь после смерти матери. Тут прошло ее детство, тут пройдет и детство ее сына.. На сына времени у нее нет.»- Моя новая знакомая помолчала и грустно продолжила:
-Года два назад я заходила к Ленке в гости, и каково же было мое удивление, когда у стены я увидела тот же дряхлый диван, на котором мы прыгали 20 лет назад вместе с Ленкой…
Как оказалось, моя невольная собеседница иногда навещает свою бывшую школьную подругу по доброте сердечной, помогает, чем может.
Любит ли Ленка сына? Или любит, но так, как ее «любила» мать? Что-то мне подсказывает, какой будет итог от такой любви. Ленка, не видевшая и не слышавшая в детстве ничего, кроме материнских упреков, с возрастом не перестала чувствовать себя чужой, отдельно от «стаи».Она все так же, как когда-то в школе, доказывая независимость, скудно проявляет попытки самостоятельности, которые никогда не доводит до конца. Да и к чему они теперь, когда в душе развалины и разбитые надежды , закопанное желание измениться, жить человеческой, а не животной жизнью.
Мы распрощались с Ленкиной подругой у подъезда и грустно разошлись. Всю дорогу я думала об услышанном.В душе моей теплилась надежда, что Ленкин сын проявит больше характера, чем его мать и ему хватит самолюбия, чтобы не остаться на дне, где ему суждено было родиться.
Христина Днепровская,
17 лет.
Суворов, Тульская область.
00