Главное верить. И не бояться…
МОЯ СТАТЬЯ:
Меня всегда интересовали судьбы людей, которые многого добились в жизни. Истории успеха- едва ли не самые интересные истории в жизни. Одна из них разворачивалась на моих глазах…
Я очень горжусь своей мамой. Она профессионал «с большой буквы», который нашел свое призвание и добился в своей профессии серьезных успехов. И эти успехи — не только профессиональные награды и награды родины (хотя они тоже есть). Гораздо важнее судьбы людей, у которых изменилось будущее благодаря ее участию. Судьбы детей, которые обрели родителей, покинув детские дома. У них появился реальный шанс на новую, счастливую жизнь. И я очень горжусь, что к этому оказалась причастна моя мама. У нее есть настоящее Дело, хватит на всю жизнь.
У нас с мамой доверительные отношения. И однажды состоялся интересный откровенный разговор о профессии, о призвании, о судьбе…
— Я, конечно, не помню, как все начиналось… Мне еще не было и трех лет.
— Да, это был май 2004-го. Тогда я была абсолютно нормальным благополучным человеком, занималась своей журналистской темой. Была в ней, без ложной скромности, достаточно успешна. У меня была своя программа на «Радио России» про шоу-бизнес, театр, кино, искусство. В общем, все было действительно хорошо…
Так, наверное, продолжалось бы и дальше. Если бы в один прекрасный день на мою почту не пришел спам. Там была фотография с надписью: «Помогите ребенку!» А ребенок как две капли воды был похож на … тебя! Естественно, увидев фотографию собственного ребенка с надписью «Помогите!», всякая нормальная мать вздрогнет и, как минимум, выяснит, что происходит.
Я позвонила по указанному телефону. Мне сказали: «Вы приемная мама?» Словосочетание «приемная мама» ввергло меня в ступор. Что значит «приемная мама»? Нет, я обычная, нормальная мама. Мне говорят: «А, ну тогда вам не к нам». Повесили трубку и всё. Перед журналистом закрыли дверь? Я не нужна? Это как красная тряпка для быка. Я уже работу проделала, а мне говорят: «До свидания». Я опять позвонила и говорю: «Давайте сначала разберемся — там фотография моего ребенка!» Они говорят: «Да нет, это не вашего, это нашего ребенка, вы звоните в дом ребенка».
Выяснилось, что это Орловский дом ребенка и на фотографии — один из его воспитанников. Вечером я показала фотографию твоему отцу. Посмотрела на такую же вытянутую физиономию, которая, видимо, была и у меня в тот день. Он говорит: «И что ты хочешь делать? Боюсь подумать». Я говорю: «Ну, давай хотя бы съездим и посмотрим».
— И вы поехали?!
— В ближайшую субботу мы уже ехали в Орел. Вывели нам ребенка. Посмотрели мы на малыша, он совсем не был похож на фотографию. Но это было уже без разницы… Ребенка, кстати, привели не сразу. Сначала пришла замечательная, добрейшей души женщина, которая просто стала рассказывать о том, как живет дом ребенка, что это такое, что тут за дети, чем они здесь занимаются, и как часто их вообще забирают в семьи.
Стало понятно, что все… плохо. Все настолько плохо, что эта сторона жизни, для меня абсолютно неведомая, повергла меня в состояние тяжелых раздумий. При том, что в этом заведении было все прилично — нормальный ремонт, игрушки… И даже ребятенок, которого вывели, был хорошо одет. То есть, формальных признаков для того, чтобы так сильно расстроиться, не было.
Видимо, до меня, благополучной мамы трехлетнего сына, вдруг дошло, что там 120 детей, у которых шансов оказаться в семье предельно мало. Нам рассказали, что за весь прошлый год забрали только 5 детей. Вот эта цифра меня и повергла в шок.
— Эта поездка и стала «точкой невозврата», невозврата к прошлой размеренной жизни?
— Да. Меня накрыло. Я ничего не могла с собой поделать, перед глазами появлялась то твоя беззаботная мордашка, то лица тех ребятишек, что остались за моей спиной… Так я рыдала пять часов по дороге обратно, потом всё воскресенье, и в понедельник это обрыдавшееся тело с опухшей физиономией пришло к директору, который на меня посмотрел и сказал: «Что случилось? Боюсь подумать плохое». Я говорю: «Мои все живы, но я была в доме ребенка».
Он говорит: «Ну, и что ты хочешь?» Я говорю: «Хочу предложить передачу». Потому что в воскресенье я не только рыдала, я полезла в интернет, стала выяснять, что с этой темой, есть ли где-то программы? Выяснилось, что нигде ничего нет.
Когда я пришла к нашему директору, я владела полной информацией. И ее на него обрушила. Когда уходила, понимала, что теперь он тоже загружен по самое «не могу» и как-то с этим будет жить дальше. Ему можно было посочувствовать…
— Страшно, наверное, начинать новое дело в одиночку, без единомышленников…
— Знаешь, бывает в жизни момент, когда о страхе и не думаешь. Просто понимаешь, что жить по-прежнему уже невозможно. И надо что-то делать, реальное. Вот такой вираж судьбы… Директор мне тогда сказал правильную вещь: «Тема, мягко скажем, новая, не сильно востребованная, специалистов в ней нет. Ты ее как собираешься делать?» Я говорю: «Не знаю как, но точно знаю, что это должно быть». Он говорит: «Ну, давай так — у меня для тебя помощников не будет, поэтому делай все, что ты считаешь нужным, записывай пилотный выпуск, приноси, а дальше поглядим, что из этого выйдет».
И я поняла, что единственная возможность для меня в тот момент как-то «выплыть», потому что я, конечно, тонула и захлебывалась в своих мыслях и эмоциях, — погрузиться в работу так, чтобы не думать ни о чем. А в какую работу? Не в шоу-бизнес же погружаться. Мне был дан карт-бланш, я ринулась в эту тему с каким-то остервенением…
За один вечер нарисовала сценарий, структура программы до сих пор та же, что была тогда придумана. Сначала мы записали пилотный выпуск. Я принесла его директору и выдохнула. Он мне сказал: «Я все знаю, ты не догуляла неделю отпуска, отдохни!» И мы уехали, а пока нас не было в Москве, программа началась. Мне позвонили и сказали: «А ты вообще в курсе? У тебя программа в эфире!». И когда я вернулась, меня вызвал директор и сказал: «Я тебя поздравляю! А что у нас будет во втором выпуске?»
И тут до меня дошло, что помощников нет, связей нет, а планку-то мы задрали. И времени раскачиваться уже нет. Все ошибки, шишки, находки – всё было по ходу пьесы. Было всякое. Не было только страха. Наверное, в этом и был залог успеха моего «безнадежного дела»…
— 14 лет ты занимаешься этой темой. Конечно, успехов немало. Сегодня рядом с тобой люди, которых ты считаешь единомышленниками. Около четырех тысяч детей обрели, наконец, счастливое детство. Твоей проект знают по всей стране, он расширяется, в нем действует несколько важных программ помощи взрослым и детям… Но не посещает ли тебя коварная мысль, хоть иногда, что ты пытаешься зарыть бездонный колодец? И сколько бы ты не занималась этим, безусловно, благородным делом, проблемы все равно до конца не решить…
— Знаешь, Иван… Есть замечательная притча. «После шторма пустынный берег океана весь был усеян морскими звездами, которые тщились переползти назад, спастись от губительного воздуха. Им помогал какой-то чудак, раз за разом наклонявшийся за очередной звездой, чтобы затем бросить ее в воду. Случившийся там же досужий прохожий не удержался от очевидного замечания: «Эй, друг, здесь же их тысячи! Нельзя спасти всех!». «А вот эту – можно», – отвечал чудак, зашвыривая подальше еще одну звезду…»
Я абсолютно уверена, что если каждый будет биться на своем «участке», то все можно изменить. Главное – верить. И не бояться.
